Серые, уже пропитанные дождливой гнилью улицы Лондона едва просачивали сквозь себя солнечный свет.
Стоящая неподалеку часовенька с трудом противостояла сильному шторму.
Высокая изнеможенная женщина с печальными голубыми глазами, окутаная в черную изношенную до дыр мантию, несла в руках кричащий закутанный в старое дранье комочик.
Подойдя к дверям часовни, она со слезами глянула на этот крошечный сверточек и поклала его у двери.
- Что такое?!.. - роздался мужской голос из часовни, - Это еще кто?.. А ну забери его отсюда!
Женщина схватила дитя в руки и сбежала...
- Приносят тут всякие... - сказал старый священник, закрывая окно.
В его совсем маленьй кельи сверкнула молния, а уродливый силуэт мужчины мгновеньям нарисовался на старых облупанных стенах и исчез в темноте.
- Надо же, какое хамство... Родила и выбросила, на, мол, бери, старик... Как будто мне делать больше нечего на старости, - возмущался он, перебирая в руках деревянные четки.

Женщина с печальными глазами, едва ступая на облипленные грязью и нарывами ноги, несла ребенка, котрый никак не мог угомониться. Его крики становились все тише и тише, пока малыш вовсе не охрип.
- Почему ты кричишь и кричишь?.. - пробормотала она, - Разве ты не видишь, что все равно тебя отдам я...
Дитя продолжало хрипеть, и женщина наконец не выдержала и положила его в мусорный бак, стоящий недалеко от кабаре "Мечта". В последний раз взглянув на ребенка, она прикрыла его мусором и подалась вон.

- Эдгар!.. Эдгар!.. - раздался пищащий женский голос, - Эдгар! Посмотри что это там такое...
- Сейчас, милая... - ответил мужской голос.
Это была уже немолодая пара. Одетая в яркое, однако силно изношенное платье, женщина (а было ей на вид ле за 45), с таким же ярким как и одеяние на ней макияжем, указала, одетой в серую перчатку, рукой в сторону мусорных баков. Мужчина (на вид лет 50-ти) послушно пошел к бакам, и, нагнувшись немного, раздвинул мусор.
- Это же ребенок...

Это не Гюго. У меня другая история будет, ничем не похожая на него.